Бег иноходца
В пору перестройки - целую эпоху, определившую сегодняшнее выражение лица общества, - он был мозгом, душой и руководителем газеты, которая своей блестящей фрондой вызывала овации почитателей и разлитие желчи у присосавшихся к кормушке власти; речь, конечно, о «Московских новостях». три драматических дня августа 1991-го провел «на передовой» у Белого дома, успев в считанные часы после известия о путче организовать журналистов-антигэкачепистов и выпустить «Общую газету»; той же осенью (как следствие?) получил назначение на должность председателя одной их крупнейших в мире телерадиовещательных корпораций - «Останкино», все с той же неизбывной энергией принялся за преобразования в недрах этого гигантского конгломерата и... получил отставку. которая она по счету в журналистской карьере Егора Яковлева, даже прикидывать не стал - можно со счета сбиться.
Но что же случилось на этот раз? «Шестеркой» быть не мог», - считает он сам. Пусть так, понятно, почему отвернулись «верхи», почему возник полуслушок-полуобвинение в финансовой нечистоплотности. Но почему уходят друзья и единомышленники, те, которых он прикрывал и вытаскивал? Ах, да: он списан. Что мы за люди такие! Но есть, оказывается, и другие, и Егор есть Егор, - он вновь поднимается...
22 апреля в московских редакциях была одна тема для разговоров. Удивленно поднятые брови, снисходительные усмешки, упражнения в остроумии. Заголовки - самые разные: от сухих информационных формулировок до «Егор, ты прав, как всегда». Но суть одна - Егор Яковлев выпустил первый номер «Общей газеты». Той самой, в которую мало кто верил. Той самой, которая родилась 19 августа 1991 года...
«Я верю в газету, общую для всей территории бывшего Советского Союза. Я верю в три наших девиза: «Ни одного умного человека за бортом», «Не разрушая создавать», «Понять время и себя».
Мы встретились с Егором Яковлевым в его новом кабинете неподалеку от Таганской площади, в том самом здании, которое новый председатель «Останкино» Брагин пытался отсудить назад. Пятиэтажный особняк, охрана внизу, «вертушка» в кабинете главного. Яковлев - по-прежнему реактивный, с энергичным рукопожатием и «танковым» натиском в делах. Только бросил курить - здоровье не позволяет. Остальное - как прежде, в «МН». Как будто ничего не произошло.
- Итак, Егор Владимирович, ваше новое детище - «Общая газета». Вам сейчас 63 года, и начинать в таком возрасте новое дело с нуля, после отставки с очень высокого поста, - а любая отставка в российской интерпретации превращается в падение - насколько все это тяжело? Или, действительно, как вы заявили в «Литературке», для вас это - брызги шампанского?
- Я шесть раз начинал с нуля и вообще давно убедился, что мужчина, который ни разу не начинал жизнь с нуля, - ненадежный. Это вещь очень полезная. А главное, у меня есть твердое ощущение, что мы вступаем в совершенно новую полосу очень глубоких испытаний. Для меня «Общая газета» - способ осмысления этой полосы.
Я пока этой газетой недоволен, у меня к первому номеру огромное количество претензий. Думаю, второй будет лучше. Но для меня первый номер важен тем, что я все-таки убедился в наличии концепции, которая выстраивает газету. Эта концепция основана на идее антиполитики, нравственной оценки происходящего, отказа от выбора меньшего из двух зол, отказа от привычки к кому-либо прислоняться, чем занимается сегодня интеллигенция. Думаю, что эта концепция на полкорпуса впереди общественного сознания.
- И все же: куда зовет новая газета?
- Я прекрасно понимаю растерянность, вызванную отсутствием стены, к которой можно прислониться. Но себе испытал. Когда я ушел из «Останкино» и меня начали травить, что я будто «Останкино» разворовал и что-то еще в том же духе (этим занимался Полторанин), я рассказал об этом Голембиовскому. Игорь собрал в «Известиях» главных редакторов. Пришел Полторанин. Я сказал Полторанину, что о нем думаю. Что ему нужен образ врага, что если бы не было меня и Малашенко, то он бы придумал колорадского жука, что Президента погубит не Хасбулатов (не дорос), а его окружение, что министерство прессы действует разрушительно. И когда я все это сказал, наступила пауза, редакторы сидели, опустив глаза. Я вдруг почувствовал, что я это когда-то уже переживал - знаете, бывают ситуации, когда кажется, что все это уже было. Вспомнил, было. Года четыре назад, в кабинете Лигачева в ЦК. Только редакторы сидели другие. Лигачев говорил, что Яковлев опубликовал некролог диссидента, антисоветчика и негодяя Виктора Некрасова. Я встал и сказал Лигачеву (кстати, уважаю его много больше, чем Полторанина) все, что думаю о нем. И наступила такая же пауза и были такие же опущенные глаза. Но есть одно «но». Тогда я приехал на Пушкинскую площадь, где у «Московских новостей» стояла топа людей, и мне было достаточно сказать одно слово, чтобы они собрались на митинг. Я вошел в свой кабинет, тут же дал информацию западным журналистам, которые прослышали про этот скандал. Помню, первым приехал корреспондент «Паис»... И так далее и так далее. То есть я ни секунды не был одинок...
Из кабинета Голембиовского я вновь вышел на Пушкинскую площадь. Я понял, что мне не к кому прислониться. Нет людей у «МН», нет интеллигенции. Нет.
Так вот: именно это толкает меня делать газету. Сегодня общество разодрано на две враждующие злобные стаи. И если мне не к чему прислониться - надо самому создавать то, к чему прислониться можно.
- Третью стаю? Так не получится?
- Нет, здесь иной подход. Сегодня в этих стаях нет дела - одно политиканство. Вот, например, «окаянное телевидение», о котором мы уже писали. Самоценности телевидения там нет - есть борьба за власть. А большинство нормальных людей хотят иметь именно самоценность дела, которым занимаются. Я смотрю на это «что-то» с точки зрения оппозиции, которая не рвется к власти, а власть нравственно контролирует. Именно для этого я делаю газету.
Авторское отступление. Представляя первый номер «Общей газеты», Егор Яковлев заявил, что видит ее «коллективным организатором» духовной оппозиции. Фраза знакомая. Что это - партийная привычка отношения к прессе как к инструменту или нечто новое? Впечатление о сегодняшних «Московских новостях» Яковлев определил одним словом: никак». По его мнению, газета сродни театру - не может существовать без сверхзадачи.
- Вы говорили, что идея «ОГ» у вас давно зародилась?
- Тем самым августом, утром, за завтраком...
- Я имею в виду не тогдашнюю срочную «листовку», а газету как целое новое дело. Вы говорили, что «МН» себя исчерпали, нужна новая стартовая площадка. Говорили уже тогда, в августе-сентябре 91-го. И тем не менее приняли пост председателя «Останкино». Я слышал такую версию: Егор Яковлев по старой партийной привычке сказал «есть», когда президенты предложили ему портфель.
- Ну, «есть» я не говорил. Было две причины. Сначала позвонил Горбачев, позвонил в тот момент, когда собрался совет учредителей «МН». Я сказал, что мы должны встретиться, поговорить, что я не могу дать согласия, пока не услышу предложение от Ельцина. Все слышали этот разговор, и совет учредителей сказал, что мне надо соглашаться. мне сказали так: может быть, у тебя там ничего и не получится, но то, что ты идешь на телевидение - это знамение времени, начало новых людей, которые становятся у кормила информации. Это была причина согласиться внешняя, а внутренняя состояла в том, что мне больше нечего было делать в «МН». Не потому, что они мне надоели - это детский разговор, - а потому, что был исчерпан политический период, для которого «МН» были символом.
- Не просто символом. В «МН» вы создали феномен, целый микромир. Насколько я понимаю, в «Останкино» это не получилось. Вам не удалось, или этот огромный механизм просто не приспособлен к такому?
- Этого и не должно было быть. Первое, что я сделал в «Останкино», - это ревизию своих привычек и представлений. «МН» - это был клинок, где каждая строчка работала на одну идею, в одном направлении, ради одной цели - уничтожения тоталитарного общества, если говорить одним словом. И никаких противоречий газета не терпела. Ее курс был очень жестко выправлен. А телевидение - это национальное богатство, национальная принадлежность: оно просто не имеет права быть односторонним. Я в ужасе смотрел телевидение накануне референдума, потому что оно стало ангажированным и потеряло свою всеобщность.
- Но, кроме целей, есть люди. Я имею в виду, что в «МН» была своя система отношений, целая когорта, по отношению к которой не жаль превосходных степеней описания...
- Я мог бы легко собрать в «Общей газете» всех тех, кто входил в совет учредителей «МН», и все они, за исключением двух-трех человек, спокойно с Пушкинской площади перешли бы на Таганскую. Но это было бы неправильно, потому что если мне за год-полтора удастся хоть десять-пятнадцать новых имен вывести - вот это будет дело. Я не хочу, чтобы те, кто делал со мной «Московские новости», журналисты моего поколения, делали бы «общую газету». Ушло все, проехало.
- Вы считаете, что они себя исчерпали?
- Абсолютно. Я считаю, что мы - уходящее поколение.
- Я внимательно следил за всеми событиями, которые происходили вокруг вас - начиная с того дня, когда новость о назначении Егора Яковлева шефом «Останкино» вызывала аплодисменты интеллигенции, и кончая сообщениями о вашей отставке, назначении в «РТВ-пресс», претензиях Брагина и т.п. Я одно не могу понять: как возникли все эти разговоры о каких-то там финансовых махинациях. То есть я понимаю, когда борьба идет на политическом уровне или профессиональном, но такая грязь... Это было совершенно неожиданно.
- Просто это такие люди, они только на подобном уровне и способны выдвигать обвинения.
- Понятно, но ведь это же ваши друзья. Полторанин тот же...
- Полторанин был другом до тех пор, пока наши отношения не пришли в противоречие с аппаратными играми. Я только накануне референдума понял, как правильно с точки зрения этих игр меня сняли. Потому что при мне они бы не смогли употребить телевидение так, как употребили теперь. А Полторанин это понимал еще тогда.
Авторское отступление. Сегодня из стоящих у власти Егор Яковлев с безусловным уважением говорит об одном человеке - Нурсултане Назарбаеве. Он уже несколько раз шутил: придется эмигрировать - уеду в Алма-Ату. Там политика не бесстыдна.
- Вы говорите о том, что уходит ваше поколение, приходит новое. Но не на пустое же место. Для моего поколения - насколько я могу говорить - все равно были имена: Горбачев, Александр Яковлев, вы, тот же Полторанин. Имена, которым верили, - так или иначе. И когда между этими людьми начинаются подобные отношения, подобная грызня стай, приходит ощущение пустоты и тошноты.
- Это неминуемо. Вы взрослеете, и приходит разочарование. Это нормально. Мы когда-то верили Хрущеву...
Видите ли, во всем этом есть еще одна сторона, которая меня поражает, удивляет, огорчает - как хотите. Я прожил много лет, помню сталинское время, послесталинское, «оттепель», застой. Но я не помню времени, когда бы так бессовестно, не стесняясь, вытаскивали грязное белье и начинали им трясти перед изумленной публикой. Так может происходить только тогда, когда в стране полностью отсутствует общественное мнение. Оно разодрано этими стаями как одеяло на клочки. Это животный уровень. Когда в газетах начинают писать о том, сколько комнат у Президента или вице-президента и какие у них дачи -это же мир нищеты, мир бессовестности. Или вдруг начинают говорить о том, что дочь Зорькина получила квартиру в одном доме с ним (кстати, предварительно сдав свою кооперативную квартиру). В стране, где беззаконие в квартирном вопросе совершенно невероятное, вдруг начинают разбираться с этим?!
- Прессу за такие разговоры осудить можно, но на уровне очередей давно повторяют одну и ту же нехитрую мысль: все эти верхи за деньги, за пирог дерутся. Именно за деньги, а не за власть. Так что же, по-вашему, делят «наверху»?
- Я недавно разговаривал с одним молодым человеком, который со мной прошел большой путь, а сейчас вдруг начинает заниматься исключительно коммерцией. Спрашиваю: наверное, надо выбирать - или коммерческая сторона, или влиятельная политическая. Он отвечает: не хочу умирать нищим. Я говорю: когда умираешь - уже безразлично, нищим или богатым. Не понимает. И я не поминаю, когда вижу умных, интеллигентных, просвещенных людей, которые говорят, что хотят иметь много денег. Не понимаю и говорю себе: я - уходящее поколение...
- Опять? Ну, тогда вернемся к этой теме. Наверное, тут дело не только в возрасте. Вам шестьдесят три, мне - двадцать четыре. Вы руководили супергазетой, я работал в провинциальном городе. И тем не менее после отставки Горбачева тоже чувствую себя исчерпанным. Может быть, можно говорить о поколениях под знаком Горбачева, которые ныне уходят?
- Может быть, если брать имя Горбачева как символ эпохи. Но не надо смешивать две вещи: уровень изменений, которые произошли с 1985 года, и личность Горбачева. Это несоизмеримо.
- То есть он меньше своего дела?
- Конечно! Он очень... То есть я его люблю, с большим уважением отношусь. Он несет на себе печать большого политика - со всеми хитростями политика, со всей безнравственностью политика. Но, конечно, его личность несоизмерима с тем, что произошло - здесь не надо обольщаться.
- По вашему он исчерпан на все сто?
- Он исчерпан так же, как исчерпан сегодня Ельцин. Конечно, трудно так все точно определить: мы беседовали с генеральным директором «АвтоВАЗа» Виктором Каданниковым, который отказался от борьбы за пост Премьер-министра России, - я считаю, что Ельцин исчерпан, а он говорит, что Ельцин еще что-то может сделать. Не знаю...
- И все-таки странно...
- Что?
- Вы начинаете новую газету, но за наш получасовой разговор, уже исчерпали политиков, в линии которых работали «Московские новости», которые делали столько лет, и говорите о своем поколении, что оно тоже исчерпано. Что же тогда?
- Тогда я начинаю антиполитическую газету. Накануне путча на меня самого очень большое впечатление произвел мой диалог с сыном - он в «МН» был опубликован. Одно дело, когда ты общаешься с сыном на уровне: «Ты почистил зубы?», «Ты опять не выпил чаю!», «Ты опять женился?» - и другое дело, когда воспринимаешь его как человека другого поколения и притом достаточно умного, достаточно просвещенного. Для меня тот разговор был переломным в восприятии ситуации. Я понял, что идет на смену новая структура отношений, ценностей. Вы - ваше поколение - более аполитичны, менее загружены, более свободны в интеллектуальном маневре. И я понял, что «Общая газета» должна давать максимально широкую возможность выражения всего этого.
- О первом номере «Общей газеты» уже говорят, что Яковлев сводит счеты с Ельциным. Мягко, интеллигентно, но все-таки...
- Я с самого начала говорил, что мы отказываемся от выбора меньшего из двух зол. Ельцин не делается лучше от того, что Хасбулатов более неприятен. Я не свожу счетов. дело в другом. Я не могу сказать, что был свободен от Ельцина в «Останкино», в конце концов это было президентское назначение. Сейчас я от него свободен. Свободен от Горбачева, свободен от Хасбулатова. Я сегодня редактор, свободный от всех правителей.
- И все же вопрос о Ельцине. В первом же номере «ОГ» появилась рубрика «Ищем президента». Довольно нахальная рубрика...
- Потому, что я голосовал за перевыборы и парламента, и президента. Бюллетени с первыми двумя вопросами я повесил на даче, в бане, а на два вторых ответил «да», «да». Я не стал голосовать против Ельцина по первым вопросам, потому что не хочу давать какие-то шансы его противникам. Но считаю, что и исполнительная, и законодательная ветви власти себя исчерпали.
- Вы видите альтернативу Ельцину?
- Да. Демократия без альтернативы не существует. Я представляю на месте президента вполне конкретных людей, но фамилии называть пока рано.
Авторское отступление. Рубрика «Ищем президента» начинается цитатой из Ельцина, фразой, сказанной им в Ванкувере 4 апреля сего года. «Сегодня Ельцину нет альтернативы. Завтра будет. Сегодня нет». К этой фразе «Общая газета» добавила от себя: «Завтра уже наступило».
- Быть может, это банально, но когда вы говорите о вполне конкретных людях, я опять вспоминаю прекрасную когорту на заре отечественного парламентаризма - МДГ, публицистов. Какие имена - Афанасьев, Старовойтова, Заславская, Шмелев, Попов - где они сейчас, что, как ощущают себя? Что между вами происходит?
- Не знаю. С Александром Николаевичем Яковлевым мы иногда перезваниваемся. Встречаемся со Шмелевым. Остальных иногда вижу. Но делать вместе с ними какие-то политические движения мне уже не интересно.
- То есть, общих идей не будет и вот этого самого общего «нового мышления» уже нет?..
- Думаю, что нет. Все это ушло.
- Не грустно?
- Было грустно после августа 91-го, когда все эти люди были отодвинуты вновь пришедшими к пирогу. А сейчас - нет. Нет, потому что люди, которые чего-то стоят, нашли себе дело, а те, кто прохиндейничает перед властями, мне неинтересны. Те, кто стонет - тоже скучны. Делом надо заниматься.
Газета «Известия Татарстана» (Казань), 15 мая 1993 года
Также статья была опубликована: газета «Современник» (Жуковский), 5 июня 1993 года